Шарль Бодлер

В одном журнале прочёл стихотворение Шарля Бодлера "Падаль",оно мне понравилось и я решил ещё что нибудь почитать.Тем более давно хотел прочесть его знаменитый сборник стихов"цветы зла".Шарль Бодлер принадлежит к так называемым "проклятым поэтам",а направление в искустве соответственно называется "проклятая поэзия".Приведу десяток стихов для ознакомления.

 Великанша

В века, когда, горя огнем, Природы грудь

Детей чудовищных рождала сонм несчетный,

Жить с великаншею я стал бы, беззаботный,

И к ней, как страстный кот к ногам царевны, льнуть.

Я б созерцал восторг ее забав ужасных,

Ее расцветший дух, ее возросший стан,

В ее немых глазах блуждающий туман

И пламя темное восторгов сладострастных.

Я стал бы бешено карабкаться по ней,

Взбираться на ее громадные колени;

Когда же в жалящей истоме летних дней

Она ложилась бы в полях под властью лени,

Я мирно стал бы спать в тени ее грудей,

Как у подошвы гор спят хижины селений.

 Падаль

  

Вы помните ли то, что видели мы летом?

Мой ангел, помните ли вы

Ту лошадь дохлую под ярким белым светом,

Среди рыжеющей травы?

Полуистлевшая, она, раскинув ноги,

Подобно девке площадной,

Бесстыдно, брюхом вверх лежала у дороги,

Зловонный выделяя гной.

И солнце эту гниль палило с небосвода,

Чтобы останки сжечь дотла,

Чтоб слитое в одном великая Природа

Разъединенным приняла.

И в небо щерились уже куски скелета,

Большим подобные цветам.

От смрада на лугу, в душистом зное лета,

Едва не стало дурно вам.

Спеша на пиршество, жужжащей тучей мухи

Над мерзкой грудою вились,

И черви ползали и копошились в брюхе,

Как черная густая слизь.

Все это двигалось, вздымалось и блестело,

Как будто, вдруг оживлено,

Росло и множилось чудовищное тело,

Дыханья смутного полно.

И этот мир струил таинственные звуки,

Как ветер, как бегущий вал,

Как будто сеятель, подъемля плавно руки,

Над нивой зерна развевал.

То зыбкий хаос был, лишенный форм и линий,

Как первый очерк, как пятно,

Где взор художника провидит стан богини,

Готовый лечь на полотно.

Из-за куста на нас, худая, вся в коросте,

Косила сука злой зрачок,

И выжидала миг, чтоб отхватить от кости

И лакомый сожрать кусок.

Но вспомните: и вы, заразу источая,

Вы трупом ляжете гнилым,

Вы, солнце глаз моих, звезда моя живая,

Вы, лучезарный серафим.

И вас, красавица, и вас коснется тленье,

И вы сгниете до костей,

Одетая в цветы под скорбные моленья,

Добыча гробовых гостей.

Скажите же червям, когда начнут, целуя,

Вас пожирать во тьме сырой,

Что тленной красоты – навеки сберегу я

 И форму, и бессмертный строй.       

            

ВАМПИР

В мою больную грудь она

Вошла, как острый нож, блистая,

Пуста, прекрасна и сильна,

Как демонов безумных стая.

Она в альков послушный свой

Мой бедный разум превратила;

Меня, как цепью роковой,

Сковала с ней слепая сила.

И как к игре игрок упорный,

Иль горький пьяница к вину,

Как черви к падали тлетворной,

Я к ней, навек проклятой, льну.

Я стал молить: «Лишь ты мне можешь

Вернуть свободу, острый меч;

Ты, вероломный яд, поможешь

Мое бессилие пресечь!»

Но оба дружно: «Будь покоен! —

С презреньем отвечали мне. —

Ты сам свободы недостоин,

Ты раб по собственной вине!

Когда от страшного кумира

Мы разум твой освободим,

Ты жизнь в холодный труп вампира

      Вдохнешь лобзанием своим!»

XXXII

Я эту ночь провел с еврейкою ужасной;

Как возле трупа труп, мы распростерлись с ней,

И я всю ночь мечтал, не отводя очей

От грустных прелестей, унылый и бесстрастный.

Она предстала мне могучей и прекрасной,

Сверкая грацией далеких, прошлых дней;

Как благовонный шлем, навис убор кудрей —

И вновь зажглась в душе любовь мечтою властной.

О, я б любил тебя; в порыве жгучих грез

Я б расточал тебе сокровища лобзаний,

От этих свежих ног до этих черных кос,

Когда бы, без труда сдержав волну рыданий,

Царица страшная! во мраке вечеров

Ты затуманила холодный блеск зрачков!

КОШКА

Спрячь когти, кошечка; сюда, ко мне на грудь,

            Что лаской нежною к тебе всегда объята,

И дай моим глазам в твоих глазах тонуть,

            Где слит холодный блеск металла и агата!

Когда ласкаю я то голову твою,

            То спину гибкую своей рукой небрежной,

Когда, задумчивый, я светлый рой ловлю

            Искр электрических, тебя касаясь нежно,

В моей душе встает знакомое виденье:

Ее бесчувственный, ее холодный взгляд

Мне в грудь вонзается, как сталь, без сожаленья,

И с головы до ног, как тонкий аромат,

Вкруг тела смуглого струя смертельный яд,

Она со мной опять, как в прежние мгновенья.

Вино любовников

Восход сегодня – несказанный!

На что нам конь, давай стаканы,

И на вине верхом – вперед

В надмирный праздничный полет!

Как свергнутые серафимы,

Тоской по небесам палимы,

Сквозь синий утренний хрусталь

Миражу вслед умчимся вдаль.

Доброжелательной стихии

Припав на ласковую грудь,

Прочертим, две души родные,

Восторгов параллельных путь,

Бок о бок, отдыха не зная,

                                 До мной придуманного рая.

Мученица

Рисунок неизвестного мастера

Среди шелков, парчи, флаконов, безделушек,

Картин, и статуй, и гравюр,

Дразнящих чувственность диванов и подушек

И на полу простертых шкур,

В нагретой комнате, где воздух – как в теплице,

Где он опасен, прян и глух,

И где отжившие, в хрустальной их гробнице,

Букеты испускают дух, —

Безглавый женский труп струит на одеяло

Багровую живую кровь,

И белая постель ее уже впитала,

Как воду – жаждущая новь.

Подобна призрачной, во тьме возникшей тени

(Как бледны кажутся слова!),

Под грузом черных кос и праздных украшений

Отрубленная голова

На столике лежит, как лютик небывалый,

И, в пустоту вперяя взгляд,

Как сумерки зимой, белёсы, тусклы, вялы,

Глаза бессмысленно глядят.

На белой простыне, приманчиво и смело

Свою раскинув наготу,

Все обольщения выказывает тело,

Всю роковую красоту.

Подвязка на ноге глазком из аметиста,

Как бы дивясь, глядит на мир,

И розовый чулок с каймою золотистой

Остался, точно сувенир.

Здесь, в одиночестве ее необычайном,

В портрете – как она сама

Влекущем прелестью и сладострастьем тайным,

Сводящем чувственность с ума, —

Все празднества греха, от преступлений сладких,

До ласк, убийственных, как яд,

Все то, за чем в ночи, таясь в портьерных складках,

С восторгом демоны следят.

Но угловатость плеч, сведенных напряженьем,

И слишком узкая нога,

И грудь, и гибкий стан, изогнутый движеньем

Змеи, завидевшей врага, —

Как все в ней молодо! – Ужель, с судьбой в раздоре,

От скуки злой, от маеты

Желаний гибельных остервенелой своре

Свою судьбу швырнула ты?

А тот, кому ты вся, со всей своей любовью,

Живая отдалась во власть,

Он мертвою тобой, твоей насытил кровью

Свою чудовищную страсть?

Схватил ли голову он за косу тугую,

Признайся мне, нечистый труп!

В немой оскал зубов впился ли, торжествуя,

Последней лаской жадных губ?

– Вдали от лап суда, от ханжеской столицы,

От шума грязной болтовни

Спи мирно, мирно спи в загадочной гробнице

И ключ от тайн ее храни.

Супруг твой далеко, но существом нетленным

Ты с ним в часы немые сна,

И памяти твоей он верен сердцем пленным,

Как ты навек ему верна.

Фонтан крови

Струится кровь моя порою, как в фонтане,

Полна созвучьями ритмических рыданий,

Она медлительно течет, журча, пока

Повсюду ищет ран тревожная рука.

Струясь вдоль города, как в замкнутой поляне,

Средь улиц островов обозначая грани,

Поит всех жаждущих кровавая река

И обагряет мир, безбрежно широка.

Я заклинал вино – своей струёй обманной

Душе грозящий страх хоть на день усыпить;

Но слух утончился, взор обострился странно:

Я умолял Любовь забвение пролить;

И вот, как ложем игл, истерзан дух любовью,

                                  Сестер безжалостных поя своею кровью.

 Аллегория

То – образ женщины с осанкой величавой,

Чья прядь в бокал вина бежит волной курчавой,

С чьей плоти каменной бесчувственно скользят

И когти похоти и всех вертепов яд.

Она стоит, глумясь над Смертью и Развратом,

А им, желанием все сокрушать объятым,

Перед незыблемой, надменной Красотой

Дано смирить порыв неудержимый свой.

Султанша томностью, походкою – богиня;

Лишь Магометов рай – одна ее святыня;

Раскрыв объятья всем, она к себе зовет

Весь человеческий, неисчислимый род.

Ты знаешь, мудрая, чудовищная дева,

Что и бесплодное твое желанно чрево,

Что плоть прекрасная есть высочайший дар,

Что всепрощение – награда дивных чар;

Чистилище и Ад ты презрела упорно;

Когда же час пробьет исчезнуть в ночи черной,

Как вновь рожденная, спокойна и горда,

Ты узришь Смерти лик без гнева, без стыда.